Что значит не перестать быть собой

Как быть собой, и что это значит

Просто будь собой, тогда успех и счастье сами придут в жизнь. Нередко именно такой совет дают окружающие люди. Но на практике все не так просто. Что значит быть собой? Давайте разберемся, что входит в это понятие и как быть собой, не вредя окружающим.

Что это значит

Быть собой – значит следовать личным потребностям, желаниям, интересам, в любой ситуации придерживаться внутренних убеждений и ценностей. Казалось бы, все просто: живи так, как ты хочешь, и будешь счастлив. Но кроме наших желаний существуют общественные нормы, общественное сознание и обязательства, потребности и интересы других людей, которые могут быть оппозиционны или нейтральны по отношению к нам. Мы уже затрагивали эту тему в статье «Хочу, могу, надо – правила выбора. Как их совместить в жизни и быть счастливым» и в статьях о здоровом эгоизме и альтруизме, их балансе.

Быть собой – это значит ощущать гармонию, внутренний баланс и спокойствие, вести себя естественно. Это единство мыслей и действий. И каждый выбор, а за день мы сталкиваемся с десятками выборов, поддерживает этот баланс, укрепляет веру человека в себя, любовь к себе, самоуважение и чувство собственного достоинства.

Однако нельзя однажды найти себя и поддерживать это состояние. Если основа «быть собой» – потребности и цели личности, то логично предположить, что представления о «быть собой» динамичны. Человек развивается, меняются его потребности, цели тоже появляются новые. Соответственно, личность меняется, но при этом она принимает эти изменения и новые планы строит с учетом нового себя.

Таким образом, быть собой – это найти гармонию между внутренним миром человека и внешним. Найти свое призвание и следовать ему. Понять свои особенности и использовать их для достижения намеченных целей, поиска и обретения призвания. Быть собой – значит быть психологически гибким, но не прятаться постоянно за социальными масками, а показывать свое настоящее «Я».

Как быть собой

Что мешает быть самим собой:

• зависимость от чужого мнения;
• неуверенность в себе;
• заниженная самооценка;
• недостаток самоуважения;
• непринятие себя;
• желание быть лучше всех;
• негативное мышление;
• психотравмы прошлого, заставляющие выпрашивать чужую любовь, пытаться понравиться окружающим, жить для других ради избегания наказания и осуждения или ради похвалы;
• низкий уровень эмоционального интеллекта;
• незнание своих индивидуально-психологических особенностей, неадекватное представление о себе.

Определите, что мешает вам – с этим и нужно бороться в первую очередь. Второй важный элемент – самопознание.

Каждый человек уникален и индивидуален. Вы не встретите даже двух людей с абсолютно одинаковым набором задатков и одинаковым темпераментом. Это и важно в работе по поиску и сохранению самого себя. Нужно найти свою индивидуальность, жизненное предназначение, призвание. Быть собой – это развивать способности, раскрывать потенциал личности.

Начните самопознание разговором с самим собой. Задайте, например, такие вопросы:

1. Что мне нравится?
2. Что я умею делать?
3. Что я могу делать?
4. Чем я хочу заниматься по жизни?
5. Какую карьеру я хочу построить? Почему я этого хочу?
6. Какие у меня есть достоинства и недостатки, сильные и слабые стороны?
7. Что входит в мою систему ценностей?
8. Какие социальные роли я играю?
9. Зависим ли я от мнения окружающих людей?
10. Влияют ли на меня родители?
11. Чего я боюсь, что сдерживает меня и мешает жить так, как мне хочется?
12. Чего я стыжусь, что хочу скрыть от окружающих?

Особое внимание уделите последнему пункту. Как только выясните, что пытаетесь скрыть, начинайте сознательно рассказывать об этом другим людям. Если тяжело решиться, то можно начать с общения в интернете или если это что-то асоциальное, аморальное – с визита к психологу.

С помощью честных ответов на вопросы вы получите лучшее представление о самом себе и понимание того, с чем нужно бороться: зависимые отношения с родителями, навязанный страх неудачи, стереотипы, потребность в похвале и одобрении и т. д.

Но на этом работа не заканчивается. Дальше необходимо определить и установить личные границы. Это те слова, действия, поступки, обстоятельства, которые вы не принимаете в отношениях. Например, оскорбления, необязательность, неуважение, эгоизм.

Как установить личные границы и стать собой:

1. Заботьтесь о себе, уважайте свои потребности, не жертвуйте своим благополучием. Представим, что ваши друзья любят ходить в клуб, а вам это не нравится. Или вы решили избавиться от вредных привычек в виде курения и злоупотребления алкоголем. Скажите об этом прямо. Если друзья надежные, то вместе вы найдете альтернативный вариант встреч, а если нет, то зачем вам такие друзья?
2. Будьте настойчивы в поддержании личностных границ. Если вас не услышали со второго раза, то уходите из отношений. Но сначала предупредите, что вы уйдете, если ваши границы будут снова нарушены.
3. Разрешите себе проявлять настоящие эмоции, пребывать в разном расположении духа, говорить то, что хочется сказать. Для благополучной жизни в социуме каждому человеку приходится иногда дежурно улыбаться или умалчивать о чем-то – это элементы этики и такта. Но не нужно доводить это до абсурда и загонять себя во всех отношениях в жесткие рамки, жить для других людей.
4. Не путайте психологическую гибкость и угодничество, зависимость от окружения. Психологическая гибкость – способность ориентироваться в ситуации, менять поведение или играть другую социальную роль для собственного благополучия и благополучия значимого, авторитетного окружения. Угодничество – это постоянное жертвование собой, смена поведения и роли, независимо от собственного благополучия.
5. Учитесь говорить «нет». Вспомните, сколько раз вы ходили в кино с подругой, хотя не хотели смотреть этот фильм. Или сколько раз давились невкусным кофе, потому что боялись сообщить о своих предпочтениях или признаться, что вы не пьете кофе. Научитесь говорить. Это не наглость, не способ обидеть кого-то. Так вы рассказываете о своих особенностях. Примут их или нет – проблемы других людей. Вам достаточно того, что вы сами себя принимаете и цените. Да и не сомневайтесь, найдется немало людей, которые примут ваши особенности. Конечно, если и вы умеете принимать особенности других людей.
6. Развивайте эмоциональный интеллект. Вам нужно научиться слышать, чувствовать себя. Чем лучше вы ощущаете эмоции, желания, чувства и переживания, тем проще сказать «да, я этого хочу», «нет, я не пойду с тобой», «я не согласна с тобой, мне плохо от этого варианта, давай придумаем другой план действий, устраивающий нас обоих».
7. Что касается личных выборов, то начинать нужно с малого: выбор досуга, блюда на обед, фильма для просмотра. Определите, что вас не устраивает, но не принимайте сразу крупных решений. Не стоит, например, бросать работу и уходить «в никуда». Сначала нужно понять, что вы хотите и можете делать, возможно, пройти дополнительное обучение, потом найти пару подходящих вариантов, продумать все риски и трудности, возможные последствия, подстелить финансовую подушку безопасности.
8. Придерживайтесь такого же подхода во всех сферах жизни. Планирование – важный элемент в начале пути по отстаиванию себя. Это позже все будет идти как по маслу, а сначала нужно ломать себя, выходить из зоны комфорта.

Как узнать, что вы стали собой: вы не боитесь одиночества, вам комфортно наедине с собой и вам по большому счету все равно, что о вас думают окружающие. Вы должны понимать, что отстаивание себя – сложный, долгий процесс, который требует огромной силы воли, решительности, стойкости, терпения, самоуважения и любви к себе. Без самопринятия и самопознания, реалистичного самовосприятия ничего не выйдет.

Итоги

Таким образом, быть собой – значит следовать своим убеждениям, не менять мировоззрение ради того, чтобы понравиться другим людям, угодить им. Честность с самим собой, регулярное самопознание, здоровая рефлексия и самоанализ – главные инструменты для сохранения самого себя.

Чтобы быть собой, нужно знать, понимать и принимать свои особенности, использовать с пользой как достоинства, так и недостатки, уметь компенсировать и маскировать слабые стороны, не забывая при этом постоянно работать над собой и повышать их силу.

Быть собой просто: понять, что я хочу есть и пить, с кем и где хочу жить, чем хочу заниматься, с кем хочу общаться; постоянно помнить об этом, выбирать и нести ответственность за выбор, ставить цели и достигать их. У вас есть только одна жизнь, отнимать которую не имеют права ни родители, ни СМИ, ни другие люди, ни стереотипы.

Источник

Каково это — перестать быть собой

Если вы когда-либо испытывали ощущение, что смотрите на мир сквозь мутное стекло, а ваше тело не принадлежит вам, то скорее всего вы принадлежите к тем 50 % мирового населения, хотя бы раз в жизни переживавшего симптом деперсонализации/дереализации. Это редкое расстройство личности, которое не всегда удаётся верно диагностировать, и в итоге люди годами проживают будто бы не свою жизнь. Автор самиздата испытала действие этого синдрома на себе, но затем сумела вернуться в реальность, разыскала людей, столкнувшихся с такой же проблемой, и рассказывает об этом сложном пути.

Двадцать второго сентября 2013 года в одиннадцать утра я проснулась в своей комнате. Я прекрасно знала, что эта комната моя. Вот рыжий полосатый раскладной диван, на котором я сплю; вот мой кот Брайан спит на подушке; вот решётка на моем окне — обязательный элемент первого этажа хрущёвских пятиэтажек. У меня не было никаких сомнений в том, что я у себя дома. Но почему-то я совершенно не могла это почувствовать. Мне казалось, что вот-вот я должна проснуться окончательно, по-настоящему, но «пробуждение» не приходило ни через пять минут, ни через час; не пришло оно и к середине дня.

Той ночью (или, точнее сказать, тем утром) я проспала часов пять. Я приехала домой под утро после дикой вечеринки у друга. Впрочем, сама вечеринка прошла мимо меня: бóльшую часть времени я сидела на балконе одна, ведя ожесточённую борьбу со злым гидропонным бэдтрипом. Иногда я заходила обратно в квартиру, которая постепенно наполнялась всё большим количеством незнакомых мне людей, и, зажмурившись, бежала к холодильнику. Холодильник представлялся мне огромной сияющей аптечкой, единственным источником надежды на облегчение. Сначала я съела все брауни, которые испекла для друга: мне казалось, что чем больше калорий я запихну в себя, тем лучше они смогут амортизировать злобный ад в моей голове. В какой-то момент у меня закончилась слюна и я больше не могла проглотить ни куска — шоколадные пирожные во рту превращались в царапающий сухой песок. Тогда я бросилась на поиски лимонов­ — витамин С всегда спасает. Девушка друга сказала, что есть только лаймы. Она дала мне пару штук и надела на голову свою шапку — пообещала, что эта шапка защитит меня. Её слова меня обнадёжили.

Я вгрызлась зубами в лайм.

К открытию метро мне стало значительно лучше. Маневрируя между спящими, кряхтящими и периодически ползущими куда-то телами утомившихся гостей, я собрала свои вещи, выцепила подругу, и мы уехали. Дома я с огромным облегчением залезла в кровать, зарылась под одеяло и успела подумать: как же хорошо, что всё позади. И, конечно же, больше никогда.

Но вот одиннадцать утра, я лежу в своей кровати и понимаю: что-то очень сильно изменилось. Внутри нарастает паника, но пока у меня получается её гасить: ничего страшного, Вика, просто вчера тебе было очень плохо, сейчас нужно принять ванну — и всё пройдёт. Я наполнила ванну и налила в неё лавандовой пены. Не прошло.

Не прошло и в продуктовом магазине; не прошло, когда подруга пришла досматривать со мной Декстера; не прошло за ужином и не прошло на следующее утро. Я чувствовала себя так, будто меня заперли в шаре из плотного стекла: всё вокруг было тёмным и виделось в отдалении, звуки казались приглушёнными, а свой собственный голос я слушала будто бы со стороны. Когда я смотрела на свои ладони, я понимала, что они мои, но внутри острой болью отзывалась невозможность это прочувствовать. Мне постоянно хотелось продраться сквозь этот дурной туман, протереть свой мозг влажной тряпочкой, избавиться от мутной плёнки на глазах. Я не испытывала эмоций, не узнавала своё тело и мир вокруг себя. Из меня и из всего вокруг кто-то будто бы высосал любой намёк на витальность, оставив только неодушевлённые очертания.

Синдром дереализации/деперсонализации (МКБ F48.1) — это редкое расстройство личности, при котором человек чувствует внезапное изменение своего Я, своего тела и окружающей среды. Появляются ощущения нереальности и отдалённости мира вокруг и автоматизации собственных действий. При том, что симптомы расстройства довольно интенсивны и крайне мучительны для человека, самокритика и мыслительные процессы остаются незатронутыми. По данным Кливлендской клиники, около 50 % людей испытывали подобные ощущения хоть раз в жизни (кто-то всего несколько секунд, кто-то — пару часов). Но настоящий диагностированный синдром встречается только у двух процентов.

Средний возраст начала заболевания — 16–20 лет. Чаще всего расстройство возникает после пережитого стресса, особенно связанного с сильным испугом. Российский психиатр Юрий Нуллер отмечал, что у многих пациентов началу расстройства предшествовало многолетнее нарастание тревожности. Кроме того, у всех больных отмечались общие черты: это были впечатлительные, ранимые и тревожные люди. В детстве многие из них сильно боялись смерти родителей.

Из-за редкости этого синдрома и сложностей с точным описанием его проявлений, от первых симптомов до постановки диагноза в среднем проходит около 12 лет. За это время многие успевают пройти лечение антипсихотиками (синдром дереализации/деперсонализации часто путают с шизофренией), посетить целителей и космоэнергетов. А ещё, к сожалению, прервать свою жизнь.

Реальность начала ускользать от меня ещё во время того самого бэдтрипа на вечеринке друга. Я сидела на общем балконе одного из высоких синих домов в ЖК «Воробьёвы Горы», то открывая, то закрывая глаза. Проверяла, как страшнее. Я потеряла ощущение времени и полностью перенеслась в пространство абсолютного страха. В какой-то момент я поняла, что уже стемнело. Подсветка на крыше соседнего здания стала переливаться, и я в ужасе наблюдала за этими метаморфозами цвета, не в силах оторваться.

Когда я рассказываю эту историю, в ответ слышу всегда одни и те же фразы:

— А, ну тут всё ясно: тебе досталась какая-то химия.
— От травы такого не бывает, это просто исключено.

Оказалось, что в зарубежной психиатрической практике уже не первый год существует понятие Cannabis-Induced Depersonalization-Derealization Disorder, то есть синдром деперсонализации/дереализации, вызванный употреблением марихуаны. Врачи в целом хорошо знают об этом побочном эффекте, и он, как правило, «отпускает» вместе с окончанием действия вещества. Но в некоторых случаях синдром остаётся с человеком на несколько недель, месяцев или даже лет. В исследованиях отмечается, что употребление марихуаны во время стрессовых периодов или сразу после травмирующего события значительно повышает риск развития устойчивого синдрома деперсонализации/дереализации.

Задумывались ли вы когда-нибудь, что для вас реальность? Как именно вы ощущаете её, что она для вас значит, что заземляет вас в ней? Если вы не сталкивались с синдромом, вряд ли вам приходилось бежать за реальностью, как за последней отъезжающей электричкой, отчаянно пытаясь запрыгнуть хотя бы на хвост.

Я тоже никогда не задумывалась об этом раньше, поэтому первый мой импульс в попытках вернуться в реальность стал для меня сюрпризом. Сидя на том балконе, я потянулась за своим айпадом, открыла приложение «ВКонтакте» и вбила в поисковую строчку «Eminem — Cleaning Out My Closet».

Я, вообще-то, не фанат Эминема. Точнее, когда-то я им была — моей первой страницей в интернете был сайт про Эминема на сервисе narod.ru. Но тогда мне было девять, а сейчас — на этом балконе — мне восемнадцать; я слушаю Interpol, Mudhoney и всякий американский прото-панк. И всё же первым, за что цепляется мой агонизирующий мозг, оказывается первая выученная наизусть песня — Cleaning Out My Closet. Я сижу на балконе, смотрю в одну точку полузакрытыми глазами и сосредоточенно подпеваю: «All this commotion, emotions run deep as oceans explodin’» …

В течение следующих шести месяцев — а именно столько продлилась моя деперсонализация — моя погоня за реальностью выглядела не менее хаотично и странно. Я часто надевала самые неудобные туфли на огромном каблуке (я надевала их ещё на школьный выпускной — и провела его босиком). Мне казалось, что боль заземляет меня, не давая потерять ощущение себя в пространстве. С каждым шагом я чувствовала острую боль в ногах и принимала это как важное доказательство того, что я всё ещё чувствую, а значит, всё ещё существую.

Даже в самый пасмурный день я не расставалась с жёлтыми очками Ray Ban Ambermatic — такие носил Хантер Томпсон и его Рауль Дюк в «Страхе и ненависти в Лас-Вегасе». Со стороны это могло выглядеть как последние попытки девочки с педагогического факультета ухватиться за мечту о большой журналистике (и в этом была доля правды). Но на самом деле жёлтый фильтр очков сглаживал ощущение темноты, и мир приобретал более тёплые оттенки — с ними было не так страшно. А ещё стеклянные линзы очков делали ощущение «стеклянного шара» менее острым — ведь в них между мною и миром действительно была пара стеклянных перегородок. В конце концов, я просто представляла себе, что я — это тот самый Рауль Дюк, которого засосало в пучину сменяющих друг друга бэдтрипов, и скоро всё пройдёт.

Ещё были бесконечные БАДы с iHerb («для мозга», «для памяти», «от тревоги», «для ясности мысли»), красное мясо каждый день на ужин («Б12 восстановит нервную систему!») и часы просмотра своих детских фотографий в надежде почувствовать связь.

Я гналась за реальностью на 12-сантиметровых каблуках, в жёлтых очках, со сковородкой-гриль и полной таблетницей витаминов. И я не могла её догнать.

Про синдром деперсонализации/дереализации в России и СНГ знают всё ещё очень мало. Одним из первых говорить о синдроме стал психиатр Юрий Нуллер. В 1981 году он выпустил монографию «Депрессия и деперсонализация», в которой попытался собрать все существующие результаты клиники, патогенеза и лечения. В своей работе он выделяет деперсонализацию как отдельный синдром, который может существовать сам по себе, без невротического или психотического расстройства. Нуллер также писал о важной особенности синдрома — повышенном риске суицидального поведения:

«Мучительно переживаемая утрата привязанностей, отчуждённость от окружающих проявлений жизни, ангедония, снижение инстинкта жизни и другие проявления деперсонализации „логически“ приводят больного к мысли о необходимости прекратить существование».

Кроме того, так называемая «анестезия» чувств, присущая деперсонализации и дереализации, порой позволяет человеку производить крайне жестокие действия по отношению к себе. Нуллер приводит пример пациента с тяжёлой формой деперсонализации, который медленно прокалывал себе кожу обломком от карандаша под одеялом, прорвал межрёберные мышцы и дошёл до перикарда. При этом окружающие не могли заметить это по выражению его лица — суицидальная попытка была обнаружена, только когда больной побледнел от кровопотери.

До работы Нуллера деперсонализацию/дереализацию рассматривали только в контексте симптома какого-то «основного» заболевания или просто путали с шизофренией. Нуллер объясняет это тем, что ощущения при деперсонализации довольно необычные и пациент зачастую прибегает к сложным метафорам и странным сравнениям. Кроме того, больной часто боится потери контакта с собеседником и опасается, что врач может не понять его состояния, поэтому повторяет одну и ту же мысль в разных выражениях. Врачи зачастую трактуют это как признаки шизофрении — именно с этим диагнозом люди с деперсонализацией и дереализацией оказываются в психиатрических больницах.

Так произошло и с Дмитрием. Первые симптомы дереализации начались у него в 11 лет, после сильного испуга в детском лагере. Узнал о названии своего состояния он только к семнадцати годам, спустя шесть лет. Родители всё это время говорили ему, что всё пройдёт, и он не обращался к врачам.

В феврале 2015 года Дмитрий пережил сильный стресс на работе, после чего к его состоянию подключилась и деперсонализация. Ощущения на тот момент он описывает как абсолютно невыносимые и мешающие нормальной жизни. Дмитрий решил обратиться к врачу, и его определили в психиатрическую больницу. «Я лежал в больнице в городе Симферополе на улице Розы Люксембург, 27. В простонародье её называют „Розочка“. Больница была ужасная. Обрушенные стены, ужасные окна, решётки на них. Но мне сказали, что надо пролежать, — и я подумал: ну, если врач сказал, — может, так будет и лучше». Дмитрий пролежал в больнице с 17 февраля по 10 апреля 2015 года. За всё это время его выпускали на улицу не более четырёх раз. «На тот момент для меня стало невыносимым уже не само заболевание, а нахождение в этой больнице. Это просто какая-то зона». Дмитрий вспоминает, что лечащим врачом ему сразу была назначена заведующая отделением. Он рассказал ей о своих симптомах: «Я сказал ей, что у меня дереализация и деперсонализация — я уже знал эти термины. Рассказал, что ничего не чувствую, не хочу есть и спать, пропали все интересы. И ещё ляпнул о том, что у меня плохие мысли в голове». После фразы о дурных мыслях врач сказала: «А, ну тут всё понятно». После этого Дмитрию прописали несколько сильных антипсихотиков — рисполепт, эгланил и солиан.

Антипсихотики используются в лечении депрессии, деперсонализации и других невротических заболеваний. Но в этих случаях для пациента подбирают низкие дозировки, предназначенные для лечения таких расстройств. Дмитрию назначили антипсихотики в дозировках по 600–800 мг — такими дозами лечат шизофрению. «Эти препараты начали добавлять мне ту симптоматику, который у меня не было. Мне стало казаться, что за мной следят. Мне становилось плохо от препаратов. Меня привязывали к кроватям потому, что я дёргался, — лекарства вызвали у меня сильный тремор». Привязанным к кровати Дмитрий мог пролежать с восьми вечера до пяти утра, и всё это время его беспрерывно трясло.

В конце концов врач прислушалась к жалобам Дмитрия, очистила его организм от антипсихотиков с помощью капельницы, скорректировала дозировки. На какое-то время ему стало лучше. Дмитрий вспоминает, что при выписке ему не отдали эпикриз — информацию о диагнозе и состоянии, которую выдавали всем пациентам. «Врач не отдала его мне и сказала: „Я не знаю, что у тебя было“». Сейчас его состояние улучшилось — деперсонализация прошла, но дереализация осталась на месте. Он проходит лечение с новым лечащим врачом. Дмитрий признаётся, что и новый врач не знает, как лечить именно этот синдром.

Похожая история произошла и с Сергеем. Ему было 16, и он испытывал симптомы деперсонализации и дереализации уже полтора года на момент, когда узнал, как вообще называется его состояние. Начались они после того, как на классном часе учитель задал ученикам вопрос: «Кем вы хотите стать?» Сергей ответил, что мечтает стать актёром, и был высмеян преподавателем и одноклассниками.

Как только Сергей узнал о названии синдрома, он тут же обратился к районному психотерапевту. «Я пришёл, стал описывать все свои симптомы и сказал врачу, что у меня деперсонализация и дереализация. Он ответил: „Диагнозы сами себе не ставят“». После этого врач спросил у Сергея, бывают ли у него суицидальные мысли. Ответ был положительным, и Сергею предложили лечь в психиатрическую больницу.

В отделении, после двух минут разговора с врачом, Сергею назначили аминазин — антипсихотик. «Позже я узнал, что врач поставил мне диагноз „шизотипическое расстройство“ после двух минут разговора». Сергей не помнит, как прошла та неделя, которую он пролежал во взрослом отделении. От препарата постоянно хотелось спать, а как только он просыпался, ему снова кололи аминазин. Затем его перевели в детское отделение, и при разговоре с новым врачом он снова попытался объяснить, что страдает от деперсонализации и дереализации. «Новый врач сказал, что в карточке стоит „шизотипическое“, и предложил лечить от него. А я на тот момент уже правда выглядел странно: из-за аминазина мышцы моей челюсти были расслаблены, язык был ватным и заплетался, слюни скапливались во рту». На комиссии спустя три недели Сергею окончательно закрепили диагноз «шизотипическое расстройство». Тогда он понял, что его не будут лечить от его настоящей проблемы, и попросил родителей забрать его.

Так же, как и Дмитрий, Сергей сейчас лечится у психотерапевта, который не знает о синдроме деперсонализации/дереализации, но прислушивается к ощущениям и жалобам Сергея и старается подобрать правильное лечение.

Впрочем, эталонного лечения этого синдрома всё ещё не существует. Из-за его редкости исследований всё ещё очень мало, и лечение зачастую превращается в метод слепого подбора. Кому-то помогает терапия антидепрессантами из группы СИОЗС, кому-то — комбинация из антидепрессантов и нормотимиков; у некоторых этот синдром отступает внезапно или при резких переменах в жизни, а у других не проходит десятилетиями. Исследования говорят об эффективности налоксона (препарата, который обычно применяется при передозировке опиатами) при устойчивой деперсонализации и дереализации, но в России этот препарат трудно достать и тем, кому он нужен сильнее.

Нужно признаться, что мне очень повезло. В день, когда я проснулась другой, мне в голову почти сразу пришло слово «деперсонализация». За несколько месяцев до этого дня я прочитала книгу «Дзен и искусство ухода за мотоциклом», а потом стала читать разные анализы и рецензии. Где-то мне попалось слово «деперсонализация», которым автор заметки описывал состояние потери героем своего прошлого Я. Слово отпечаталось у меня в голове как редкое и красивое — таким можно и пощеголять в приличном обществе.

В общем, сначала было слово. И это слово — уже полдела, ведь многим больным приходится потратить десятилетие только на его поиски.

Потом были пугающие форумы (на них сидели те, кто страдает уже 30 лет), самоназначенные схемы БАДов из советов в комментариях («а попробуйте ещё травку гинкго-бакопа»), несколько self-help книг и пара неудачных походов к психотерапевтам. Одна из них, выслушав мои симптомы, сказала: «Ну что ж, ваше тело готово умереть». Мне предлагалось смириться и ждать.

В конце концов я попала в руки команды из отличного психолога и внимательного психиатра. Мне подобрали подходящие СИОЗС и какие-то ампулы калия с банановым вкусом (скорее всего, довольно бесполезные, но не лишённые эффекта плацебо: утренний ритуал с разбиванием колпачка и принятием жидкости из ампулы создавал ощущение серьёзной борьбы с недугом).

Из самостоятельных исследований, прочитанных книг и личного опыта я вынесла две важные вещи, которыми хочу поделиться со всеми, кто проходит через то же самое:

Чем отчаяннее ты пытаешься запрыгнуть в реальность, тем сильнее она отдаляется. Точно так же, как с паническими атаками: чем сильнее ты их боишься, тем жёстче они накрывают. Как бы абсурдно это ни звучало, разреши себе быть в этом состоянии. Перестань пытаться пробить стеклянный шар. Представь себе, что ты агент Купер в красной комнате, который ждёт возвращения своего доппельгангера. Однажды он неминуемо вернётся, а ты выйдешь на свет.

И ещё — чего бы тебе это ни стоило, делай разные вещи. Особенно те, которые требуют высокой концентрации и включённости. Если ты чувствуешь тревожную невесомость и всё вокруг кажется нереальным, купи себе скейтборд и иди учиться кататься в рампе. Запишись на курсы резьбы по дереву. Купи схемы для вышивки и, прости господи, пяльцы. Просто поверь: это лучшее, что ты можешь сделать для себя.

Все полгода своей болезни я была уверена, что моментально почувствую, когда вернусь в реальность. Я мечтала о ней — тёплой, родной; о самом главном доме, который я потеряла. Я много раз фантазировала о том, каким именно будет этот момент. Я вдруг проснусь и пойму, что снова жива, запла́чу от радости и изменю всю свою жизнь.

Но когда это на самом деле произошло, я не знаю.

Я стояла на платформе метро и листала в телефоне мемы. Когда поезд подъехал, меня обдало тёплым воздухом. Я отламывала кусок от плитки белого шоколада в кармане куртки. Очередной мем был очень смешной, я улыбалась.

И вдруг я поняла, что всё вокруг настоящее, и было таким уже несколько недель. Я забежала в приехавший поезд и проехала несколько станций, разглядывая свои ладони. Они снова были мои.

P. S. Сейчас мне двадцать три года. Деперсонализация и дереализация прошли пять лет назад. С тех пор несколько раз эти ощущения возвращались, но я старалась не давать волю страху — и они отступали. В последний раз тучи сознания начинали сгущаться около трёх лет назад. Тогда я взяла в руки доску, поехала в рампу на «Парке Победы» и весь день училась в ней поворачиваться. На следующее утро всё прошло.

Когда я писала этот текст, после каждого абзаца я на всякий случай смотрела на свои ладони. Я проверяла, не затянет ли меня обратно по следам болезненных воспоминаний.

Но мои ладони всё ещё мои, и я это чувствую.

Источник